Убийство в спальном вагоне - Страница 20

— Значит, Кабур сошел первым. Затем мужчина по имени Риволани. Так?

Элиана Даррэс сказала — нет, Кабур сошел не первым, а после молодого человека с верхней полки. Маленький блондин внезапно прервал щелканье фишками, костлявый инспектор трижды потрогал карандашом губы.

— Молодой человек? — спросил Грасио или Грасино. — Почему молодой человек? О какой полке вы говорите?

— О верхней слева. В общем, молодой человек…

— Какой еще молодой человек?

Она, не понимая, поочередно поглядела на обоих. Взгляд маленького блондина был лишен всякого выражения, в глазах инспектора с бледным лицом читалось недоверие.

Второй объяснил ей, что обнаружен пассажир верхней полки, что им оказалась женщина по имени Гароди. Говоря, он внимательно и устало наблюдал за ней почти с разочарованием: думал, что она ошибается, и что, значит, могла ошибиться и по поводу всего остального, и что нельзя доверять ее показаниям. Безработная пожилая актриса, слегка страдающая манией величия, немного болтливая.

— Как выглядел этот молодой человек? — спросил он.

— Довольно высокий, худой. По правде говоря, я его даже не разглядела…

Маленький инспектор в шотландской куртке почти нагло коротко вздохнул, а его коллега сощурился и разочарованно усмехнулся. Она смотрела на старшего, потому что под взглядом того, другого, совсем бы растерялась.

— Послушайте, господин Грасино, похоже, вы мне не верите, но я знаю…

— Грацциано, — поправил инспектор.

— Извините — Грацциано. Я говорю, что не видела его только потому, что он вошел в купе очень поздно, когда было темно, и не зажег свой свет, когда ложился.

— Вы же сказали, что спали.

Это заметил маленький блондин. Она повернулась к нему, но тот не смотрел в ее сторону и опять занялся головоломкой, которая вызывала в ней ненависть. И у него был красивый дерзкий рот. Вот кого бы она с удовольствием ударила, так этого мальчишку. Его бы она сразу узнала, целуя этот безразличный красивый рот, потому что хорошо знала таких типов, даже слишком хорошо, у них у всех были одинаковые вкусы.

— Я спала, — объяснила она, не в силах справиться со своим голосом. — Но он споткнулся в темноте о вещи, стоявшие в проходе, ведь было тесно, и… я проснулась.

Она думала: я знаю, о чем говорю, я знаю то, что знаю, он почти упал на меня, проходя мимо, я их узнаю из тысячи, даже в темноте, у них красивый влажный рот, безразличный, как у детей, они еще почти дети, они прелестны и злы. Я их сразу узнаю, я их ненавижу.

— Это была женщина, — сказал Грасио (нет, Грацциано, он еще скажет, что я ошиблась, что я сумасшедшая). — Вы просто ошиблись…

Она отрицательно покачала головой, не зная, какими словами ответить, и думая: я не ошибаюсь, я его не видела, но я знаю, он был именно такой, как они все, как ваш маленький коллега, не похожий на инспектора, как маленький студент из бистро напротив кинотеатра «Дантон» год назад, как актеры, которых ставят в первый раз перед камерой и которым наплевать, если они поворачиваются к ней спиной. Спокойные, безразличные, владеющие чем-то, от чего можно сойти с ума, с нежной кожей, такие молодые. Входя в купе поезда, разбудив всех, шаря руками, они не извиняются. И тот не сказал «извините», а выругался, спросил, что я тут делаю, почти упал на меня. Он был, наверно, высокий, худой и неловкий, как они все, полез на верхнюю полку напротив. Засмеялся, побеспокоив девушку из Авиньона, и та рассмеялась тоже.

— Я слышала его голос. Он долго болтал с девушкой. Я могу вас заверить, что это был парень, очень молодой, не могу вам объяснить, но я знаю, что это так…

Человек по имени Грацциано встал, закрыл записную книжку со спиралью, оставив карандаш между страницами. Зачем ему эта записная книжка? Он почти ничего не записывал. Стоя, он казался еще выше, еще костлявее, огромный скелет в потертом на обшлагах пальто, с бледным и измученным лицом Пьеро.

— Другой свидетель, по имени Кабур, тоже слышал, как эта молодая женщина разговаривала с девушкой со средней полки. Вы могли ошибиться относительно голосов.

Он говорил ровным и усталым голосом, не столько для того, чтобы ее убедить, сколько для того, чтобы поставить точку и перейти к другому вопросу.

— Кстати, мы ее нашли.

Она снова отрицательно покачала головой, взглянув на маленького блондина, по-прежнему смотревшего в сторону. Сказала — быть может, не знаю, и, тем не менее, я уверена. Но одновременно думала: нет, я не ошиблась, я не могу ошибиться, женщины не ругаются, упав на вас и разбудив, надо только все как следует объяснить.

Следовало объяснить им столько разных вещей, что это заняло бы слишком много времени, и поэтому она лишь продолжала упрямо качать головой, подняв глаза на инспектора с острыми скулами. Ей снова вспомнился забитый перед отправлением проход вагона, белокурый подросток лет пятнадцати, печально стоявший рядом с купе и посторонившийся, чтобы пропустить ее. Конечно, это был не тот, но светловолосый и черноглазый мальчик в твидовом сером костюме был, конечно, связан с ночным происшествием, с голосом, который шептал что-то на верхней полке, отчего смеялась девушка из Авиньона, смеялась приглушенным смехом, вызывавшим у нее такую же ненависть, как и головоломка этого инспектора в шотландской куртке.

— Когда вы утром проснулись, пассажирки с верхней полки уже не было в купе?

Она сказала — нет, все еще покачивая головой, собираясь объяснить, что нет, я не ошибаюсь, но тогда придется рассказать о мальчике, который поцеловал ее при первой же встрече в бистро напротив кинотеатра «Дантон», рассказать о вещах, причинивших ей боль, которые кому-то могут показаться низкими, некрасивыми, и поэтому она не могла это сделать.