Убийство в спальном вагоне - Страница 11

Грацци продержал его минут двадцать. Противная рожа, но ни к чему не придерешься. Безупречное алиби на первые четыре дня октября и на субботу, когда было совершено убийство. Жена, которой он купил маленький «Фиат» новенький, а не по случаю, — Грацци уже не помнил, каким образом узнал об этом. Документы в порядке. Хорошо сшитый костюм. Начищенные ботинки. Бывший коммерческий директор парфюмерной фабрики. Там он и познакомился с Жоржеттой Тома, тогда еще по фамилии Ланж, служившей представительницей фирмы. Связь — в течение полугода до ее развода и два с половиной года потом («были когда-то вместе»). Ничего не знает. Никаких врагов и друзей не знает. Ничего понять не может. Огорчен за нее. Противная рожа.

Грацци налил кофе в другую чашку, положил туда два куска сахара и встал, потирая шею. Он услышал, как жена зашевелилась в постели.

В узком коридорчике, отделявшем кухню от комнаты, слишком полная чашка немного расплескалась. Боясь разбудить малыша, он не выругался, хотя и хотелось.

Жена лежала, как всегда, с открытыми глазами. У Грацци сон был крепкий, но он знал, что по ночам она встает, чтобы укрыть Дино или дать ему попить, и у него сложилось впечатление, что жена никогда не спит.

— Который час?

— Семь.

— Ты сегодня идешь туда?

Мучимый угрызениями совести, он сказал, что придется. На самом деле ничто не заставляло его поступать так. Он мог бы вызвать Кабура, Боба, семью Жоржетты Тома и на понедельник. Никто не торопил его, никто не сделал бы и замечания. Если убийца воспользуется этим, чтобы сбежать подальше, тем лучше, это станет признанием его вины. Его поищут и найдут.

Нет, ничто не заставляло его идти, если не считать обычной неуверенности, извечной потребности выиграть время, как у неспособного ученика, который откладывает экзамен до последней минуты.

Его жена Сесиль, хорошо знавшая мужа, пожала плечами, не посмев напомнить об обещанной прогулке в зоопарк. Однако, чтобы дать ему почувствовать свое неудовольствие, заметила, что кофе некрепкий и слишком сладкий.

— Какое дело тебе дали?

— Женщины, задушенной на Лионском вокзале.

Она вернула ему чашку, зная прекрасно, что он вовсе не стремился получить это дело, что в течение некоторого времени опять будет озабочен тем, что привлечет к себе излишнее внимание.

— Разве этим занимается не Таркэн?

— Он ведет дело с игральными автоматами. К тому же ты знаешь, что сейчас он неохотно берется за все, что не кажется ему верняком. Если у нас пойдет нормально, он нас прикроет. Если начнется волынка, все взвалит на меня. В январе его ждет повышение, он ни за что не захочет терять свое реноме.

Бреясь перед зеркалом, Грацци вспомнил квартирку Жоржетты Тома и подумал, что она сильно отличается от его собственной. Впрочем, чем могла походить квартира одинокой женщины в старом доме близ площади Пигаль на его двухкомнатную квартиру в Баньё с кухней и ванной, которую трехлетний ребенок превращает в поле боя?

Однако именно в той квартире с ее полуприглушенным освещением накануне ему пришли в голову вещи, о которых прежде он бы не подумал или, во всяком случае, никогда не подумал бы с первого раза. Кретоновые занавески на окнах, покрывало на постели, столики и претенциозные игрушки — все это говорило о засидевшейся в девицах машинистке. В малюсенькой кухне вещи были на своих местах. Невероятная ванная в розовом и белом кафеле, на который, возможно, были израсходованы все сбережения. Здесь пахло дорогим мылом. Коротенькая ночная сорочка на вешалке, такая же, как и найденная в чемодане. Махровые, очень нежные, как мех, полотенца всех цветов с буквой «Ж», как и все остальное. Резиновая белая шапочка на лейке душа. Набор кремов на полочке. И особенно зеркала. Они были повсюду, даже на кухне и в комнате, такой тесной, что их расположение вокруг постели навевало весьма двусмысленные предположения.

Поморщившись, Грацци вдруг увидел в зеркале свое намыленное лицо, на котором бритва выскоблила длинную полоску чистой кожи.

У нее в аптечке тоже лежала бритва, но это ровно ни о чем не говорило. Такие имеются теперь у многих женщин.

Были найдены и письма к ней, в большинстве от того, кто перепродавал машины, а также фотографии мужчин вперемешку с собственными и семейными, которые хранились в старой коробке от бисквитов.

Однако это было не все. В квартире Жоржетты Тома ощущалось еще что-то такое, чего он был не в силах понять. Именно поэтому, наверное, Габер и сказал: «А она не очень скучала». Такое впечатление, возможно, возникало от слишком женской, слащавой обстановки квартиры. Или от роскоши ванной. Или из-за дурацкой маленькой красной буквочки «Ж», как это делают на узлах с вещами учащихся пансиона.

— Скажи-ка…

Его жена как раз вошла в комнату и взяла халат, висевший на двери. Грацци видел ее в зеркале, держа бритву у щеки.

— Что ты можешь сказать о женщине, которая переметила все белье своей монограммой?

— Быть может, она отдавала белье в стирку.

— Это начальная буква ее имени. Да к тому же нижнее белье не отдают в прачечную. Разве нет?

Сесиль согласилась. Она подошла к зеркалу, оглядела себя, поправляя волосы.

— Не знаю. Есть женщины, которые любят метить свое белье.

Он объяснил, что это не совсем метка, а квадратик с буквой, который пришивается к изнанке. Когда его поместили в детстве в интернат в Мансе, его мать пометила так пижамы, полотенца, все вещи. Он вспомнил свой номер восемнадцатый.

Она не знала и сказала, что, наверное, есть тому причина. Может быть, это что-то маниакальное? Во всяком случае, скоро проснется малыш. Он плохо сейчас ест. Трехлетнему ребенку нехорошо всегда обедать без отца. Грацци придет сегодня домой к обеду?